Письма из Магадана. О словах, делах и территориях Олега Куваева

 

КуваевВасилий Авченко, писатель-дальневосточник и журналист "Новой газеты во Владивостоке", побывал в Магадане минувшим летом. В архивах и библиотеках колымской столицы Василий собирал материал для книги об Олеге Куваеве, встречался с магаданцами, которые помнят знаменитого писателя. С читателями MagadanMedia Василий делится впечатлениями о городе, природе, архитектуре и жителях. 

Письмо первое. Почему Магадан?

Писатель Олег Михайлович Куваев (1934–1975) подлинной родиной своей называл Чукотку, даром что родился и вырос под Костромой и Вяткой, а учился в Московском геологоразведочном.

Что до Магадана, то с ним у Куваева были непростые отношения. Жил он в нем сравнительно недолго – в Подмосковье дольше. Да и когда жил – подолгу пропадал на той же Чукотке, где-нибудь на острове Врангеля… Настоящим рабочим местом Куваева был не магаданский кабинет, а тундра, лед и горы, куда дурак не пойдет. Да и уехал он из Магадана не по-хорошему.

И все-таки это одна из главных точек его жизни. Куваев в Магадане дважды жил – работая в Северо-Восточном геологическом управлении (1960–1961) и потом, после недолгого перерыва на Москву, в Северо-Восточном комплексном НИИ (1962–1965). Здесь в 1964-м вышла его первая книга – сборник "Зажгите костры в океане". Да и любимая куваевская Чукотка прежде ведь относилась к Магаданской области, сколь бы далеко ни отстоял Певек от охотоморского побережья.

На поверку Куваев оказался одним из "гениев места". Литературным символом и Магадана, и всего Северо-Востока. 

Письмо второе. В самолете "Владивосток – Магадан"

Из Владивостока в Магадан самолет летит через Хабаровск. Билет туда-обратно обошелся примерно в 30 тысяч – сопоставимо с московскими рейсами, если не в разгар турсезона; далеко не самая сложная или дорогая дальневосточная логистика.

Если до ХХ съезда интеллигенция нередко попадала на Колыму не по своей воле, то после, как ни странно, – уже добровольно. Вспоминает владивостокский писатель, эколог Анатолий Лебедев, в свое время (конец 60-х — начало 70-х) поживший и в Певеке, и в Магадане, друживший с Куваевым и писателями его круга:

– Тогда было настоящее паломничество в Магадан, на Чукотку. Моя жена в Магадане работала на телефонной станции, куда зимой стягивались бичи, философы, беглые диссиденты, художники, поэты. В Магадане я встречался с диссидентом Андреем Амальриком у другого диссидента – Мирона Этлиса… Север был территорией свободы.

…Куваев дает свои – не окончательные, конечно, но ответы на вечные вопросы из серии "что делать и как жить".

Выиграл он или проиграл? Это смотря с чем сопоставлять: с задачами, которые сам он ставил себе, или же с тем, как протратили жизнь другие. Мы с вами, например. Кого не было на тех самых тракторных санях и чье лицо не обжигал морозный февральский ветер, если вспомнить знаменитые финальные строки куваевской "Территории".

Куваев хотел добиться для себя "официального права" быть "просто бродягой", чтобы в конторах и вообще в городе проводить минимум времени. Его "Территория", "Весенняя охота на гусей", "Правила бегства" — настоящая "антиофисная проза", написанная в годы, когда вместо "офис" еще говорили "контора".

Уйдя от нас 41 год назад на 41-м году жизни, он все-таки выиграл. Оставил книги, которые его пережили и еще надолго переживут; написал не только о Севере – о человеке, заново и по-своему сформулировав кодекс человеческого поведения. 

Письмо третье. В Городе

Июльской ночью в Магадане непривычно светло – совсем недавно отгорели белые ночи. Город, расположенный на ленинградской широте, связан с Питером множеством ниточек. Уютный, спокойный, небольшой – неполная сотня тысяч жителей. Почти все здесь обходимо пешком – от Нагаевской сопки до Марчеканской. Это город северного аскетического достоинства, контрастирующий с нашим южно-развратно-расслабленным Владивостоком. Последний – нечто вроде дальневосточного Сочи, Магадан – восточный Ленинград: гостеприимный, светлый, деликатный, с вежливыми водителями. С мощной интеллектуальной составляющей, связанной с взрывным ростом города в 30–50-е, с тем, что сюда так или иначе попадали отборные кадры.

Центр города – заповедник "сталинского ампира", это вам не владивостокская винегретная эклектика. В "Территории" Магадан называется просто Городом: "Город выглядел очень современным, культурным, потому что он был махом воздвигнут в эпоху архитектурных излишеств. Единый стиль башенок, колонн и выступов придавал ему законченный вид".

Рыба, икра, золото – символы Магадана (бросается в глаза обилие "золотых" магазинов – зачем столько?).

Куваев – тоже символ, но для более узкого круга; рынку эти книги почему-то сегодня не очень нужны.

Но людям-то они нужны, в этом я совершенно убежден.

А с другой стороны, вот парадокс – трехтомник Куваева, непросто изданный несколько лет назад в Москве наследниками писателя, уже стал раритетом, что в наше время само по себе – событие.

– Я бы с удовольствием переиздал Куваева. И мы бы сделали это интереснее, чем Москва. Здесь осталось много неизданного – дневники, переписка… – говорит руководитель магаданского издательства "Охотник" Павел Жданов. – Но все остается на уровне разговоров.

Попросту говоря, нет денег. 

Письмо четвертое. Геофизик в седле

Областная библиотека им. Пушкина. Листаю старые подшивки: "Магаданская правда", "Чаунская правда", "Полярная звезда"… – под стук дождя за окном и крики замечательно крупных чаек. Первые, еще газетные публикации куваевских рассказов, иногда за подписью "О. Михайлов"; некролог, воспоминания друзей…

Городская библиотека Магадана с 2001 года носит имя Куваева. Главный библиограф Дея Корепанова руководила Фондом Куваева вплоть до его закрытия в 2013 году:

– Магаданский городской общественный фонд Куваева существовал с 1998 года. Но наше государство не очень любит общественные организации. Оказалось, что фонд должен подвергаться ежегодному аудиту, это недешевая вещь. А у нас организация была без взносов, все на энтузиазме. Опоздал с подачей бумаг – штрафуют. Меня саму четыре раза судили, платила из своего кармана штрафы. В конце концов плюнула, решила: пора закрывать. Теперь все мероприятия мы проводим на базе Куваевской библиотеки.

Здесь есть Куваевский зал – книги писателя, фотографии, пишущая машинка, геофизические приборы…

– Осталось много записных книжек Куваева. Недавно 25 записных книжек Светлана Гринь (вдова писателя. – В. А.) до конца расшифровала. Если найти деньги, мы бы могли их издать, бесплатно бы отредактировали… Их хватит на хороший том, – говорит Дея Корепанова.

Иду по городу. На углу Дзержинского и Карла Маркса — старое здание СВКНИИ. Теперь здесь – центр "Арктика" ДВО РАН. Куваев в 1962–1965 гг. работал именно в этом здании. Напротив, по диагонали через перекресток, – Г-образный угловой дом (Карла Маркса, 27), в котором он жил между "полями".

Памятная доска писателя висит на Ленина, 11 – там был книжный магазин "Знание", а теперь вместо книжного – гламурный "Подиум", торгующий обувью. Рядом с доской – баннер "Единой России", у нее тут штаб. По-моему, здесь Куваев не очень уместен. Есть ведь старое здание института, есть упомянутый дом  на любом из этих зданий доска смотрелась бы лучше.

Теперь СВКНИИ ДВО РАН, переехавший на Портовую, носит имя академика Николая Шило – первого директора. В институте роскошный музей: билибинское золото, аметисты, агаты… Киноварь месторождения "Пламенное" из коллекции геолога Копытина – эта самая киноварь фигурирует в "Территории", только вместо Копытина в романе – Копков, а вместо "Пламенного" – "Огненное". Пол выполнен полированным дальнегорским скарном – глаз не оторвать. Так и хожу – глаза в пол.

Золото Чукотки открыли на рубеже 40-х и 50-х – его поиски и стали основой сюжета "Территории". До этого на Территории добывали олово. А что такое Чукотка и ее недра сегодня? Об этом спрашиваю у директора СВКНИИ ДВО РАН член-корреспондента РАН Николая Горячева.

– По добыче золота Чукотка сейчас – на втором месте в стране после Красноярского края, – говорит Николай Анатольевич. – Олово на Чукотке почти не добывают, оно сейчас не очень востребовано. Киноварь? Отработали еще в советское время.

–  На северо-востоке страны остались белые пятна?

– Пройдет время – появятся новые методы. Мы сможем прийти с новыми силами и подходами и найти то, что раньше пропустили. Поэтому сказать, что все полностью исследовано, – нельзя. Но белых пятен как таковых не осталось. Практически везде нога человека прошла. 

О Куваеве Горячев говорит:

– Жаль, что он безвременно ушел, мог бы еще многое сделать. Когда Куваев работал в СВКНИИ, институт был молодой, малоостепененный, жизнь бурлила…

Кандидат географических наук Анатолий Ложкин работает в СВКНИИ со дня его основания в 1960-м.

– Шило тогда брал молодых, у всех глаза горели, – рассказывает Анатолий Владимирович. – Каждый горел своей работой. Я занимался радиоуглеродным методом – мог вскочить ночью, побежать в институт… Олег оказался здесь в очень благоприятной, доброжелательной обстановке. Шило его очень ценил. Олег тогда уже писал. Подарил мне одну из первых книг, подписал: "Толику Ложкину, чемпиону штанги и общественной работы".

– У нас все были какие-то фанатики. Идешь ночью по городу – окна горят или в институте, или в геологическом управлении, – вспоминает ведущий научный сотрудник СВКНИИ доктор геолого-минералогических наук Борис Седов. – Чем отличается Магадан от Москвы – в столице много талантливых людей, но мало материала. В Москве на тему сразу бросаются несколько человек, кто первый написал – тот и защитится. А здесь было проще сделать хорошую работу в силу благодатного необычного материала.

– Олег не был кабинетным ученым?

– У нас кабинетных вообще нет, – улыбается Седов.

Он на год старше Куваева. Работает в СВКНИИ и еще в нескольких местах. Бегает на лыжах, ходит на байдарке по Охотскому морю… Мы сидим в кабинете Бориса Михайловича – компьютер, книги, папки – и перебираем бумаги: отчеты "мэнээса" Куваева, планы экспедиций, письма, статьи, рапорты. Ценны не только слова – сама машинопись, шрифт, оттенки бумаги.

– С Олегом я познакомился осенью 1959 года, — говорит Седов. – Он тогда был геофизиком в Певеке, в Чаунском райГРУ. У нас осенью, когда заканчивались полевые работы, устраивали в Снежной долине под Магаданом своего рода съезды геофизиков. Здесь я и увидел этого невысокого человека со слегка вьющимися волосами. Будучи маленького роста, он всегда смотрел вверх… Статьи и отчеты Олега были написаны на хорошем уровне. Это был добросовестный, толковый инженер, геофизик. В поле работал и зимой, и летом. Но перед ним уже тогда стоял вопрос: быть писателем или ученым…

Писатель мог рассчитывать на куда более широкую аудиторию, чем ученый; результатом должно было стать не новое научное знание, а прямое воздействие на человеческие души.

В 1965-м Куваев уволился из СВКНИИ и порвал с наукой. Но его opus magnum — законченная в 1973-м "Территория" – о геологической работе.

– "Территорию" восприняли хорошо. У нас в институте ее просто каждый прочитал, – вспоминает Ложкин.

– К описаниям геологической жизни в "Территории" претензий нет. Это редкий случай. Я знаю лишь одно подобное произведение про геологов — ефремовский "Белый Рог", – говорит Николай Горячев.

(Известно, впрочем, что выдающийся магаданский геолог Василий Феофанович Белый из-за фразы в романе "Василий Феофаныч, заткнись" начал настоящую кампанию против "Территории": мол, все у Куваева неправильно…)

Смотрю на Ложкина и Седова и восхищаюсь: какие мощные, настоящие, крупнокалиберные люди. Одного поколения с Куваевым и Гагариным. Те самые "полярные супермены" – покруче фальшивых героев телевизора.

– Олег хотел походить на Джека Лондона, – говорит Ложкин.

Джек называл себя "моряком в седле" – так же мог назвать себя и Олег. Геолог (точнее – геофизик) в седле, на вельботе, на собачьей упряжке, на "кукурузнике", садящемся на бронежилет Ледовитого…

Едва ли, впрочем, он ожидал, что проживет ровно столько, сколько Джек. Даже на пару месяцев меньше.

Письмо пятое. О повестке дня  мнимой и подлинной

Этот берег близ Олы называется "Нюкля" или "Сахарная головка" – по названию бывшего здесь поселка. Меж скал – стела: на этом месте летом 1928 года высадилась Первая Колымская экспедиция Юрия Билибина, с которой все и началось: золотая Колыма, Дальстрой, Магадан…

Билибин упомянут в "Территории" как "корифей" и "сверхчеловек", первым угадавший "золотой пояс Реки".

А теперь в Магадане открыли ночной клуб "Билибин"…

На моторной лодке идем вдоль охотоморских берегов. Из распадков, где видны (это в июле) пятна слежавшегося снега не то льда, ползут клочья тумана. Селимся в строении, из окна которого видны речка, впадающая в море, и заросли кедрового стланика. В реку по кипящему перекату ползет на нерест горбуша, которую вылавливают бродящие вокруг бурые медведи. Кричат чайки, из воды высовываются блестящие нерпичьи головы, слой гниющих водорослей покрывает берег.

Когда ты вернешься в места, покрытые интернетом, ты узнаешь, что в мире – какие-то выборы и какие-то покемоны, в Турции что-то нехорошее, с Олимпиадой какие-то нестыковки… – но тебе не до этого: неправильная, ненастоящая повестка. Здесь важнее, какой завтра будет ветер.

А когда ты наконец выложишь "сэлфи" с мишкой в десятке метров от себя, тебе напишут, что это фотообои.

Настоящее стало непривычным.

Олег Куваев – настоящий, как рыба и металл северных рек. Оттого и его тексты – самой высокой, благородной пробы. Куваев – альтернатива обществу потребления и безбедно-бесцельной городской жизни. Его тексты становятся только современнее, потому что настоящая эпидемия потребительства накрыла нас уже после Куваева, писавшего о ней еще полвека назад.

…Возвращаюсь в Магадан. Здесь – чемпионат "Старательский фарт" с призом в миллион (побеждает второй год подряд "Пастух" – ас лотка Виктор Пастушенко, бывший геолог артели "Полевая") и фестиваль "Колымский шансон". В области ждут дополнительных лососевых квот и закона о "вольном приносе" — свободной добыче золота. Рассуждают о "золотом туризме", биржевой торговле самородками, "дальневосточном Насдаке"…

В последний раз иду по Магадану. В радиопередаче "Утро высоких широт" передают таблицу приливов и отливов. Магазин "Марк-2". Магазин "Донбасс". У миграционной службы – всесоюзные среднеазиатские гастарбайтеры. В бывшей штаб-квартире Дальстроя обитают налоговая инспекция и Рудник имени Матросова – осколок советской колымской империи.

В аэропорту Сокол объявляют посадку. В картонной коробке из-под водки, взятой в магазине, я везу домой во Владивосток колымские сокровища: книги, документы, фотографии, которые предстоит разбирать и анализировать – и тут уже не обойтись газетной статьей; рыбу, подобной которой нет нигде; и еще друзочку кварца на агатовой подложке с серебряного месторождения «Дукат».