Деловой еженедельник «Конкурент»

Японский политический барьер 

sergienko

Спустя три года после аварии на японской АЭС «Фукусима-1» угроза экологической катастрофы для России растет: следы радиоактивного загрязнения смещаются на северо-восток, и не исключено их попадание в бассейн Японского моря. Решить проблему можно было бы с применением специальных сорбентов, разработанных ДВО РАН. Но инновационный продукт отечественного производства не пускают в Японию. Как считает Валентин Сергиенко, вице-президент РАН, председатель президиума ДВО РАН, барьер ставится по политическим соображениям.

— В Японии произошла радиационная катастрофа по масштабам, сопоставимым с Чернобылем. Но главное — за это время ничего не сделано для предотвращения распространения радиоактивных материалов в окружающей среде, — рассказал Сергиенко. — Да, там оперативно построили большое количество емкостей для хранения жидких радиоактивных материалов (ЖРО), вырыли траншеи для сбора грунтовых вод, пытаются замораживать грунт для предотвращения попадания радиоактивных вод в море, но это не приносит требуемого эффекта. По данным японских источников, радиоактивность грунтовых вод достигает миллионов беккерелей в литре. И если сразу после аварии повышенный уровень радиации отмечался вблизи берегов Японии, то сейчас зараза расползается. Сегодня ученые фиксируют в морской среде не только изотопы иода, стронция и цезия, но и кобальта, плутония и других элементов топливной композиции.

На Фукусиме сегодня работает большое количество международных экспертов и специалистов из Европы и Америки. Но среди них нет тех, кто имел бы опыт утилизации ЖРО «загрязненных» морской водой. Известно, что в период аварии для охлаждения поврежденных реакторных блоков и бассейнов выдержки отработанного топлива на Фукусиме была использована морская вода в больших количествах. Такой опыт (и прямо скажем, немалый) есть у российских специалистов, которые были вовлечены в создание технологий и производственных мощностей по переработке ЖРО, накопленных в ходе эксплуатации, ремонта и утилизации АПЛ на территории Дальнего Востока. ЖРО, с которыми мы имели дело, являются полными аналогами отходов на Фукусиме (большое количество примеси морской воды, присутствие углеводородов различной природы, механических примесей и т.д.). Именно для решения таких задач нами были созданы уникальные материалы — сорбенты, включая наносорбенты и сорбционно-реагентные материалы. Мы можем помочь решить проблему ликвидации ЖРО на Фукусиме. А нас не пускают.

Японские ляпы

— В течение какого времени был очищен Дальний Восток?

— Лабораторные исследования были начаты после принятия российским руководством решения о запрете сброса ЖРО в Японское море в 1994 г. Первые натурные эксперименты на базах ТОФ проведены в 1996 г. Промышленное освоение новых технологий и материалов начато в 1999 г. Предприятие ДальРАО, которому была поручена работа по утилизации ЖРО на Дальнем Востоке, начало работать с 2000 г. В марте текущего года на предприятии была переработана последняя тонна ЖРО сложного состава. Таким образом, на полное решение проблемы затрачено почти 20 лет. При том что объемы накопленных на Дальнем Востоке ЖРО к началу работ были несравненно меньше того, что сегодня собрано на Фукусиме (по скромным оценкам — несколько сот тысяч тонн в емкостях и около и более 1,5 млн кубов морской воды).

— В каких объемах придется закупать сорбенты Японии?

— Вопрос не простой. Ведь можно закупать, а можно производить. Для решения стоящей задачи в реальные сроки необходимо, по нашим оценкам, не менее 10 т в месяц. Продукт уникальный, не имеющий сегодня аналогов мире, что подтверждено испытаниями в ряде лабораторий Германии и Японии. В чем уникальность? Во-первых, высокая селективность к радионуклидам в присутствии других мешающих элементов. Во-вторых — высочайшие коэффициенты распределения в морской воде и ее разбавленных растворах — 45-60 тыс. (значение коэффициента говорит о способности материала извлекать из растворов радионуклиды. — Прим. «К»). Лучшее, что есть у наших коллег из Франции, Финляндии, США, — 1,5 тыс. И то в пресной воде.

— Вы отметили, что Япония проводила испытания наших сорбентов.

— Мы работали со многими компаниями, как японскими, так и немецкими, и в России, и в их лабораториях. Нами были представлены образцы созданных у нас материалов для лабораторного тестирования. Результаты испытаний везде были одинаковы: коэффициент распределения составлял 40-60 тыс.

— Дальше испытаний дело пошло?

— Нет, уже как три года находимся в этом режиме. Причем не мы вышли на Японию, а они сами на нас. Спустя 10 дней после аварии по приглашению МИД Японии наша делегация посетила «Токио электрик пауэр» (ТЭПКО, оператор АЭС на Фукусиме). Мы сделали презентации о результатах наших фундаментальных исследований, обсуждали особенности хранения загрязненных морской водой отходов в металлических емкостях, проблемы коррозии и т.д. Они нас послушали, но сделали по-своему. Прошло три года — емкости и трубопроводы на разъемных соединениях заменяются на цельносварные и полимерные по причине постоянных аварий и протечек. Но количество ЖРО при этом не уменьшается!

Раньше я никогда не думал, что работники японских АЭС столь жестко регламентированы в своих действиях. Ляпов было очень много. Например, они контролировали изотопный состав только по гамма-спектру, не допуская мысли, что в ЖРО могут быть радионуклиды, относящиеся к бета- и альфа-излучателям. При этом они заявляли, что к концу 2011 г. (авария на Фукусиме произошла в марте 2011 г. — Прим. «К») последствия аварии в основном будут ликвидированы. Прошло три года, а воз и ныне там.

Промышленный шпионаж

— За три года у вас не появились опасения, что Япония выведет химическую формулу сорбентов?

— Думаю, что состав они уже давно выяснили, а впрочем, он и не был секретным — его основа сульфат бария. Проблема в технологии получения сорбента, в способах придания уникальных свойств материалу. И, знаете, во время консультаций наши иностранные коллеги не раз интересовались между делом такими деталями. Мы держим оборону. Но долго удержать секрет едва ли возможно, особенно когда известно, что задача имеет решение. Нас утешает то, что, получив несколько лет назад уникальные результаты, мы не остановились, а продолжали работать над их улучшением и сегодня располагаем образцами еще более впечатляющих материалов. Но это уже будущее.

— Как-то вы спокойно об этом говорите. А ведь ДВО РАН может потерять один из немногих источников получения дохода.

— Я бы так не ставил вопрос. Во-первых, мы решили проблемы страны и, что характерно, намного более эффективно, чем это предлагали специалисты Норвегии, Финляндии, США, Франции. Результаты фундаментальных исследований легли в основу новых технологических процессов на российских АЭС, сделав их еще более конкурентоспособными и привлекательными в мире. То есть работа оказалась востребованной еще при жизни ее авторов.

Относительно Японии — три года назад это было горячее желание поделиться знаниями и опытом с ближайшими соседями для быстрейшей ликвидации последствий ужасной аварии. Сегодня это в значительной мере коммерческий проект, который в случае успеха принесет некие дополнительные дивиденды, не более того.

— До этого ДВО РАН работало с Японией?

— Дальневосточное отделение связано множеством договоров и соглашений о научно-техническом сотрудничестве с ведущими университетами и другими исследовательскими центрами Японии. И мы высоко ценим это взаимодействие, оно безусловно носит взаимовыгодный характер. Что касается сферы инноваций и бизнеса, то здесь успехи скромнее, точнее их просто нет, хотя потенциал и возможности огромны. Но в этом плане Япония, к сожалению, мало чем отличается от других стран. Проще понять и перенять идею разработки и внедрить ее под собственным брэндом. Таков закон рынка.

Страшное впереди

— В начале интервью вы сказали, что вся ситуация с недопуском российских технологий на японский рынок — это скорее политическое решение. Почему вы так считаете?

— Потому что все происходящее на Фукусиме противоречит здравому смыслу. В соседней стране, России, успешно решена аналогичная задача, предлагается использовать опыт и знания, но три года безо всякого успеха работают (за немалые деньги!) фирмы и компании ряда западных стран. Результат — нулевой, «очищенные» растворы сливаются в исходные емкости, деньги бюджета Японии исправно осваиваются. Вы видите в этом что-либо кроме политической воли?

— Если дело так и не сдвинется, а Япония продолжит применять низкоэффективные технологии...

— Мне очень нравится шутка, которую часто приводит министр иностранных дел России Лавров в последнее время: «Назло маме отморожу уши»! Полная аналогия.

А если серьезно, то любое промедление в вопросах ликвидации последствий радиационной аварии на Фукусиме будет увеличивать угрозу радиационного загрязнения морских акваторий не только у Японии, но и у ее соседей. А значит, и у России. Ежедневно практически неконтролируемо тонны радиоактивной воды уходят в море. Ситуация не улучшается, концентрация радионуклидов в грунтовых водах не падает, их изотопный состав осложняется. Бассейны выдержки отработанного топлива повреждены. А там огромное количество плутония и других трансурановых элементов, почти не изолированных от окружающей среды. Сегодня мы фиксируем загрязнения вблизи курильских проливов. Немного, на уроне ПДК. Но что будет дальше? Японии надо подумать над этим и как можно быстрее решить проблему Фукусимы.

Источник: http://konkurent.ru/ekonomika/140-yaponskiy-politicheskiy-barer.html

© Дальневосточное отделение Российской академии наук

Количество посещений

Информация о сайте ДВО РАН